Элегия это лирический жанр, стихотворение средней длины, медитативного или эмоционального содержания (обычно печального), чаще всего - от первого лица, без отчетливой композиции. Элегия возникла в Греции в 7 веке до н.э. (Каллин, Тиртей, Феогнид), первоначально имела преимущественно морально-политическое содержание; потом, в эллинистической и римской поэзии (Тибулл, Проперций, Овидий), преобладающей становится любовная тематика. Форма античной элегии - элегический дистих. В подражание античным образцам элегии пишутся в латинской поэзии средних веков и Возрождения; в 16-17 веках. Элегия. переходит в новоязычную поэзию (П.де Ронсар во Франции, Э.Спенсер в Англии, М.Опиц в Германии, Я.Кохановский в Польше), но долго считается второстепенным жанром. Расцвет наступает в эпоху предромантизма и романтизма («унылые элегии» Т.Грея, Э.Юнга, Ш.Мильвуа, А.Шенье, А.де Ламартина, «любовные элегии» Э.Парни, реставрация античных элегий в «Римских элегиях», 1790, И.В.Гёте); затем элегии постепенно теряет жанровую отчетливость и термин выходит из употребления, оставаясь лишь как знак традиции («Дуинские элегии», 1923, Р.М.Рильке; «Буковские элегии», 1949, Б.Брехта).

Элегия в русской поэзии

В русской поэзии элегия появляется в 18 веке у В.К.Тредиаковского и А.П.Сумарокова, переживает расцвет в творчестве В.А.Жуковского, К.Н.Батюшкова, А.С.Пушкина («Погасло дневное светило…», 1820; «Редеет облаков…», 1820; «Безумных лет угасшее веселье…», 1830), Е.А.Баратынского, Н.М.Языкова; со второй половины 19 и в 20 веков слово «элегия» употребляется лишь как заглавие циклов (А.А.Фет) и отдельных стихотворений некоторых поэтов (А.А.Ахматова, Д.С.Самойлов). См. также Медитативная лирика.

Слово элегия произошло от греческого elegeia и от elegos, что в переводе означает - жалобная песня.

Кратко:

Элегия (от гр. elegos - жалобная песнь) - жанр лирической поэзии; стихотворение, передающее грустное, печальное настроение, раздумье.

Эта форма лирики появилась в древнегреческой литературе около VI в. до н.э. Среди римских авторов элегий известны Проперций, Тибулл, Овидий. В русской литературе появление этого жанра связывают с предромантизмом, сентиментализмом и романтизмом. Элегии писали Н. Карамзин, К. Батюшков, В. Жуковский, А. Пушкин, М. Лермонтов, Н. Некрасов, А. Фет, В. Брюсов, А. Блок и др.

Источник: Справочник школьника: 5—11 классы. — М.: АСТ-ПРЕСС, 2000

Подробнее:

Элегия возникла в Греции в VII в. до н.э. Первоначально так называлось любое стихотворение, предназначенное для исполнения под аккомпанемент флейты и в соответствии с этим написанное так называемым элегическим дистихом (сочетанием гекзаметра и пентаметра). Своей связью с пением и большим объёмом она отличалась от эпиграммы, также писавшейся этим размером; тематика же не имела для нее значения: известны военные элегии Тиртея, политические — Солона и т. д. Лишь римские поэты Тибулл, Проперций и Овидий сделали ее жанром преимущественно любовной и медитативной лирики, однако и у них это было лишь приёмом, а не законом.

Напротив, для элегии нового времени важнейшим признаком стала именно тематика, унаследованная от римских классиков. В Англии элегия была главным образом философской медитацией, связанной с темами природы, смерти и т. п. (элегии Томсона, Грея, позже Вордсворда). В Германии крупным литературным событием стало появление «Римских элегий» Гёте, в которых, стилизируя элегии древнеримских поэтов, Гёте выразил основные идеи европейского Просвещения. Недаром, изучая эту книгу, Шеллинг писал, что «элегия может охватить весь мир, хотя и фрагментарно». Во Франции она первоначально была жанром галантной лирики. В конце XVIII в. Парни, Бертен и некоторые другие поэты создают книги элегий — своего рода лирические романы о несчастной любви, где эротика сочетается с психологическим анализом. А. Шенье, опираясь в значительной мере на их традицию, усиливает в то же время связь элегии с её античными истоками. Одновременно с этим французская элегия испытывала сильное влияние со стороны английской, что в конце концов привело к появлению религиозно-медитативных стихотворений Ламартина.

Русская элегия в большей или меньшей степени связана со всеми этими традициями. Произведения этого жанра на русском языке появились в 1720-1730-х годах и принадлежали И. В. Паузе и В. К. Тредиаковскому, но первым крупным русским «элегиком» был А. П. Сумароков.

Ранние элегии Сумарокова варьируют ситуацию даже не несчастной любви вообще, а разлуки с возлюбленной. Они строятся как цепь более или менее произвольно связанных формул, развивающих эту ситуацию, схематизм которой доведён до предела: только два персонажа, никаких аксессуаров, имен, никакой мотивировки лирического высказывания. В то же время появляются и нелюбовные элегии, и прежде всего у самого Сумарокова, написавшего в конце жизни ряд таких произведений по поводу своих авторских и житейских несчастий. Также элегия начинает оказывать воздействие на целый ряд других жанров: песню, стансы и особенно драматический монолог. Многие монологи трагедий Сумарокова неотличимы от его элегий. Новый этап в истории русской элегии начинается в 1802 году, когда был опубликован вольный перевод Жуковского из Томаса Грея «Сельское кладбище. Элегия». Затем она стала появляться в печати всё больше, и к 1810-м годам заняла в русской литературе ведущее место.

Общепризнанными классиками этого жанра в России считались Жуковский и Батюшков. Первый из них редко называл свои стихотворения элегиями, но общий элегический характер его поэзии очевиден. Она выражает «смешанное чувство»: блаженство от созерцания идеала «духовным зрением» и печаль по отсутствию его в земной жизни. Для этого Жуковский использует целую систему категорий — «медиаторов» между земным и небесным: мечта, природа, искусство, видение, любовь... Несколько иной характер носит элегическая система Батюшкова — первого поэта, для которого элегия как таковая была основным жанром лирики. Он подчеркивает прежде всего раздвоенность между стремлением к вечным высоким ценностям и к преходящим земным наслаждениям (преходящность которых воспринимается как тяжкая трагедия). Психологизм Батюшкова носит гораздо более конкретный характер — переживание определяется данной лирической ситуацией, а не определяет её.

Многочисленные элегики 1810-1820-х годов в той или иной мере синтезировали системы Жуковского и Батюшкова. В том же ключе написаны и элегии молодого Пушкина. В них, начиная уже с лицейского периода, предельно обостряются антитезы в рамках основной элегической ситуации — несчастной любви.

В дальнейшем Пушкин все дальше идёт по пути индивидуализации элегической ситуации, которая часто связывается с конкретным событием в жизни автора («Сожжённое письмо», «Под небом голубым...» и вообще почти все элегии михайловского периода). В то же время произведения этого жанра у Пушкина активно взаимодействуют с произведениями других жанров, в том числе с таким, казалось бы, чуждым, как сатира («Деревня», «Свободы сеятель пустынный»).

Иногда элегии у Пушкина становится чистой медитацией («Демон»). В этом отношении близки Пушкину, но ещё радикальнее его были Баратынский и Языков. Для Языкова элегия — чуть ли не любое короткое стихотворение, без ограничения тематики. Баратынский относился к этому жанру более строго, однако именно он подготовил почву для его разрушения.

Баратынский в своих элегиях исходит из ряда принципов, воспринимающихся им как непреложные мировые законы, главный из которых — неизбежность перехода от юности к зрелости, от жизни к смерти, от движения к покою. Сточки зрения этих законов он переосмысляет традиционные элегические ситуации, которые у него, как правило, приобретают некоторую парадоксальность с точки зрения жанра. Так, если одной из распространённых ситуаций элегии была неверность героини, то в некоторых произведениях Баратынского («Признание», «Оправдание») герой оправдывается в собственной неверности, объясняя её действием всё тех же непреложных законов бытия. Такое превращение «смешанного чувства» в неразрешимый парадокс оказалось губительным для жанра, и поэзия Лермонтова, унаследовавшего многое из поэтики Баратынского, уже не может быть однозначно определена как элегическая, хотя элегическая традиция чрезвычайно важна для ее понимания, — Лермонтов, по существу, разрабатывает те же мотивы, то же «смешанное чувство», но ставя его в прямую зависимость от мировых законов, с одной стороны, и от романтического конфликта — с другой.

Ко времени появления в литературе Лермонтова элегия как жанр уже угасала: не только из-за явлений, происходивших внутри самого жанра, но и потому, что в русском обществе к 1830-м годам совершился переход к новому пониманию литературы, при котором главным достоинством произведения почиталась его «оригинальность», а потому следование канонам жанра стало по меньшей мере безразличным качеством, если не недостатком произведения. В лирике падение жанровой системы было тем легче, что, как с грустью писал критик О. Сомов, «все почти роды поэзии слились в один элегический». Таким образом, можно сказать, что именно элегия была непосредственной основой русской поэзии XIX—XX вв. (хотя, конечно, действовали и другие традиции), но сама она в чистом виде исчезла. Показательно, что когда Некрасов попытался создать жанр гражданской элегии, то он совершенно не воспринимался в связи с прежней элегией — да и вообще как особый жанр.

Итак, сейчас элегия не существует как литературный факт. Иногда поэты называют свои стихи «элегиями», либо исходя из бытующего представления об ней как о грустном стихотворении вообще, либо указывая на какую-то связь их со старой традицией («Северные элегии» Ахматовой). Но, как уже было сказано, поэзия XIX—XX вв. вообще во многом выросла из интересующего нас жанра, а потому при внимательном рассмотрении поэтические системы ряда поэтов могут быть определены как родственные элегии. Какую роль этот факт может сыграть в истории поэзии — покажет будущее.

Слово έ̓λεγος, означало у греков печальную песнь под аккомпанемент флейты . Элегия образовалась из эпоса около начала олимпиад у ионийского племени в Малой Азии , у которого возник и процветал также эпос.

Имея общий характер лирического размышления, элегия у древних греков была весьма разнообразной по содержанию, например, печальной и обличительной у Архилоха и Симонида , философской у Солона или Теогнида , воинственной у Каллина и Тиртея , политической у Мимнерма . Один из лучших греческих авторов элегии - Каллимах .

Элегия в западноевропейской литературе

Впоследствии был только один период в развитии европейской литературы, когда словом "элегия" стали обозначать стихотворения с более или менее устойчивой формой. Этот период начался под влиянием знаменитой элегии английского поэта Томаса Грея , написанной в 1750 году и вызвавшей многочисленные подражания и переводы едва ли не на всех европейских языках. Переворот, произведенный этой элегией, определяют как наступление в литературе периода сентиментализма , сменившего ложноклассицизм.

В немецкой поэзии знамениты «Римские элегии » Гете . Элегиями являются стихотворения Шиллера : «Идеалы» (в переводе Жуковского «Мечты»), «Resignation», «Прогулка». К элегиям принадлежит многое у Матиссона (Батюшков перевел его «На развалинах замках в Швеции»), Гейне , Ленау , Гервега , Платена , Фрейлиграта , Шлегеля и мн. др. У французов элегии писали: Мильвуа , Дебор-Вальмор, Делавинь , А. Шенье (М. Шенье , его брат, перевел элегию Грея), Ламартин , А. Мюссе , Гюго и др. В английской поэзии, кроме Грея, - Спенсер , Юнг , Сидней, позднее Шелли и Байрон . В Италии основными представителями элегической поэзии являются Аламанни , Кастальди , Филикана, Гуарини , Пиндемонте . В Испании : Хуан Боскан , Гарсиласо де ла Вега . В Португалии - Камоэнс , Феррейра, Родриг Лобо, де-Миранда. В Польше - Балинский .

Элегия в русской литературе

Пробы писать элегии в России до Жуковского делали такие авторы, как Павел Фонвизин , Богданович , Аблесимов , Нарышкин, Нартов, Давыдов и др.

Перевод Жуковским элегии Грея («Сельское кладбище», 1802) положил в русской поэзии начало новой эпохе, окончательно вышедшей за пределы риторики и обратившейся к искренности, интимности и глубине. Эта внутренняя перемена отразилась и в новых приемах стихосложения, введённых Жуковским, который является, таким образом, родоначальником новой русской сентиментальной поэзии и одним из великих её представителей. В общем духе и форме элегии Грея , то есть в виде больших стихотворений, исполненных скорбного раздумья, написаны такие стихотворения Жуковского, названные им самим элегиями, как «Вечер», «Славянка», «На кончину кор. Виртембергской». К элегиям причисляют и его «Теон и Эсхин» (элегия-баллада). Элегией Жуковский также назвал своё стихотворение «Море».

В первой половине XIX века было распространено называть свои стихотворения элегиями, к элегиям относили свои произведения Батюшков , Баратынский , Языков и др.; впоследствии, однако, это вышло из моды. Тем не менее элегическим тоном проникнуты многие стихотворения русских поэтов.

Источники

• Материал из
• (недоступная ссылка с 14-06-2016 (1170 дней))

См. также

Напишите отзыв о статье "Элегия"

Литература

• Горнфельд А. Г. ,. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Элегия

Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.

В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.

Несмотря на то, что элегия провела большую часть своего (довольно долгого) существования в тени других, более популярных лирических жанров, её история сама по себе весьма интересна: как бульварный роман, она полна взлётов и падений, превращений и путешествий. Элегия побывала на полях сражений, в будуарах аристократов и на мрачных кладбищах. Оставаясь на вторых ролях, она, тем не менее, сыграла свою роль в развитии других жанров и множества европейских литератур, не в последнюю очередь - русской.

Род литературы: лирика

Время появления: около VII в. до н.э.

Место появления: Древняя Греция

Канон: строгий, менялся с течением времени

Распространение: европейские литературы

Истоки

Начнём мы, как и полагается, с начала. А начало элегии лежит в Древней Греции. Точно не установлено, откуда само слово ἐλεγεία появилось в древнегреческом (большинство учёных считают, что оно возникло от фригийского слова, обозначающего название музыкального инструмента), но известно, что у греков его позаимствовали римляне, а из латыни оно перешло во многие европейские языки. Прародителем жанра элегии было причитание, скорбный плач об умершем, и тема смерти долгое время была одной из самых популярных среди поэтов-элегиков (вспомните «Сельское кладбище» В.А. Жуковского).

Тем не менее, изначально элегия совсем не обязательно носила скорбный характер. Например, элегии Каллина из Эфеса (древнейшие из дошедших до наших дней) носили военно-патриотический характер, призывали храбро сражаться и защищать свою родину от захватчиков: «От судьбы не уйдешь, и часто смертный удел настигает в дому человека, который бежал с поля брани. Труса никто не жалеет, никто не чтит; героя, напротив, оплакивает весь народ, а при жизни чествуют его, как божество ».

Ещё сильнее и выразительнее звучала эта тематика в элегиях спартанца Тиртея, которые в Спарте использовали как военные песни.

Широкую известность получили политические элегии Солона, философские элегии Ксенофана и мифические элегии целого ряда древнегреческих поэтов. Отличительные особенности элегии лежали не в описываемых темах и используемых образах, но в самой структуре элегий. Они писались особым строем, т. н. элегическим дистихом, который представлял собой чередование гекзаметра и пентаметра . Элегии Каллина и Тиртея должны были вдохновлять и обучать юношей, внушать им любовь к ратному делу и воспитывать в них высокие моральные качества, и именно для этого использовался дистих: в отличие от классического гекзаметра, чередование строк и нестандартный размер позволяли акцентировать внимание на содержащейся в них морали, поучениях, советах и предостережениях.

Так в какой же момент появилась знакомая нам печальная элегия? Как правило, «ответственным» за её возникновение считается Мимнерм из Колофона. Он первый использовал элегический дистих для выражения своих чувств, в особенности ‒ своей любви к прекрасной флейтистке Нанно. Эротические элегии Мимнерма пронизаны скорбными размышлениями о кратковременности счастья, увядании молодости, приближении старости и неизбежной смерти.

Мимнерм оказал значительное влияние на античных поэтов-элегиков, как греческих, так и римских, но, к сожалению, не все его стихи дошли до потомков. Поэтому основоположником жанра «настоящей», печальной элегии считается, всё же, Гай Валерий Катулл.

Эротические элегии Мимнерма пронизаны скорбными размышлениями о кратковременности счастья, увядании молодости, приближении старости и неизбежной смерти.

Сила чувств и переживаний Катулла была так ярко описана им в своих элегиях, что для его последователей ‒ Тибулла, Проперция ‒ она стала обязательным условием, каноном жанра, и свои элегии они писали уже по образцу Катулла. Разница заключалась в том, что если лирика их наставника была искренней, вдохновлённой настоящими любовными переживаниями, то для них это были исключительно упражнения в поэтическом мастерстве.

Век подражательной любовной элегии продлился недолго. Овидий, последователь Тибулла и Проперция, постарался вернуться к стилю Катулла: в основу его элегий также легли настоящие чувства и переживания. Овидий черпал вдохновение из реальных чувств, из перипетий своей собственной судьбы. Недаром его лучшие произведения ‒ «Печальные элегии» (Tristia) ‒ были написаны в ссылке на берегах Чёрного моря. Искренность его чувств была высоко оценена последующими поколениями поэтов.

И. Теодореску-Сион. «Овидий в изгнании» (1915)

Н. Буало в своём «Поэтическом искусстве» писал: «Нет, были не смешны любви слова живые / Что диктовал Амур Тибуллу в дни былые / И безыскусственно его напев звучал / Когда Овидия он песням обучал // Элегия сильна лишь чувством непритворным» (Перевод Э.Л. Линецкой) .

Элегии Мимнерма были, отчасти, счастливым случаем, удачной находкой поэта, экспериментом с ещё довольно плохо развитым жанром. Его творчество послужило примером для многих античных элегиков, но у Мимнерма не было настоящих последователей, которые продолжили бы его дело. Если бы не чудом дошедшие до нашего времени сборники, возможно, мы даже не знали бы его имени. Совершенно иначе обстоят дела с элегиями Катулла: в них мы видим системность, продуманность, целенаправленное развитие жанра. Существовала плеяда поэтов-учеников Катулла.

У их творчества была даже политическая подоплёка: после падения республики и установления тирании Августа гражданская активность сошла на нет, новому режиму требовались лишь послушные слуги и придворные льстецы, в нём не было места оппозиционно настроенным, свободомыслящим деятелям искусства, и единственным способом сохранить свою творческую независимость для них стал уход в мир личной жизни, интимных чувств и переживаний, выражаемых ими через свои элегии.

Возрождение элегии

Прошло полторы тысячи лет, прежде чем элегия снова заняла заметное место в литературе. Возросший интерес к античной культуре, волной прокатившийся по Европе в эпоху Ренессанса, способствовал возрождению ряда жанров литературы, в число которых вошла и элегия. Элегии писали поэты «Плеяды», в особенности Пьер Де Ронсар и Жоашен Дю Белле, и целый ряд известных европейских поэтов, таких как Матюрен Ренье, Эдмунд Спенсер и Луиш де Камоэнс. Поэзии Возрождения, с её культом свободной, тонко чувствующей и всесторонне развитой личности, были нужны жанры, способные выразить идеи нового времени, и элегия замечательно подходила под эти требования.

С наступлением эпохи классицизма ситуация снова изменилась. Индивидуальная, непосредственно-эмоциональная элегия плохо вписывалась в жёсткие, рациональные рамки нового направления, в связи с чем она была отодвинута на второй план такими жанрами, как гимн и ода. Вернёмся к «Поэтическому искусству» теоретика классицизма Буало, имя которого мы уже упоминали. Он писал: «В одеждах траурных, потупя взор уныло / Элегия, скорбя, над гробом слезы льет // Не дерзок, но высок ее стиха полет // Она рисует нам влюбленных смех, и слезы / И радость, и печаль, и ревности угрозы».

Поэзии Возрождения, с её культом свободной, тонко чувствующей и всесторонне развитой личности, были нужны жанры, способные выразить идеи нового времени, и элегия замечательно подходила под эти требования.

В целом, XVII ‒ начало XVIII века были периодом упадка элегии. Её особенностью всегда было определённое бунтарство, индивидуальность, противопоставление поэтами своего внутреннего мира миру внешнему, холодному и жестокому, но в эпоху расцвета классицизма эти границы между внутренним и внешним мирами стёрлись, поэзия, ограниченная рамками рационализма, стала использоваться в общественно-политических целях и в ней не было места элегической индивидуальности. Уделом элегии становится т. н. прециозная поэзия ‒ манерная и вычурная поэзия аристократов.

Романтизация

Тем не менее, вскоре элегия снова поднялась на вершину поэтического Олимпа, став вестницей предромантических веяний. Именно те качества, которые отодвинули её на второй план при классицизме, стали её спасением с наступлением романтизма. В силу определённых особенностей исторического развития страной, в которой (снова) возродилась элегия, оказалась Англия. Произошло это, конечно же, не случайно: в Англии, раньше всех европейских стран столкнувшейся с буржуазным обществом, раньше всех возникло критическое к нему отношение. Поэты вновь обратились к интимной индивидуальности римской элегии, но на этот раз противопоставляя её не деспотизму расчётливых политиков, а мещанской серости буржуазии. Интересной особенностью английской элегии стало противопоставление деревенской романтики и скучной городской жизни, идеализация сельского образа жизни.

Самым видным образцом элегий того времени стала «Элегия, написанная на сельском кладбище» (1750) Томаса Грея, которую спустя десятилетия и перевел Жуковский («Сельское кладбище»): «В туманном сумраке окрестность исчезает // Повсюду тишина; повсюду мертвый сон / Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает / Лишь слышится вдали рогов унылый звон».

И. Левитан. «Вечер» 1877

Мы видим возвращение к древнейшим корням элегии, к причитаниям со всеми темами и образами, которые ещё столетие будут доминировать в жанре: кресты, могилы, вечер, луна, звон колоколов и размышления о судьбе человеческой, о неизбежной смерти и тщетности бытия. Такая обстановка отчасти стирает грань между настоящим миром и воображением, и стремится подчеркнуть силу переживаемых чувств на фоне ослабленной реальности, ведь для поэтов-романтиков испытываемые эмоции были гораздо важнее мимолётной действительности.

Русская классическая элегия

Мы не случайно описали основные вехи, пройденные элегией в своём развитии, прежде чем перейти к описанию русской элегии. Помимо влияния иностранцев-современников, многие русские поэты ощущали себя идейными последователями элегиков древности. Например, К.Н. Батюшкову было близко по духу творчество Тибулла. Особенно близко было ему стремление Тибулла противостоять деспотизму своего времени, которое он выражал с помощью своего творчества. А.С. Пушкину же, напротив, импонировал Овидий, умевший неповторимо выразить глубину и силу своих чувств и переживаний. Помимо того, Пушкин был одним из первых поэтов, вновь обратившихся к элегическому дистиху.

Удивительно, но одним из важных источников, из которых черпали вдохновение русские поэты, был фольклор, в особенности ‒ как это было и во времена Древней Греции ‒ плачи и причитания.

Такая обстановка отчасти стирает грань между настоящим миром и воображением, и стремится подчеркнуть силу переживаемых чувств на фоне ослабленной реальности, ведь для поэтов-романтиков испытываемые эмоции были гораздо важнее мимолётной действительности.

Так, элегии часто уподоблялись в восприятии читателя традиционным плачам-причитаниям, обращениям к умершим с вопросами и просьбами. Это вполне закономерно: размышления, содержащиеся в элегии, должны быть кому-то адресованы, но не любой слушатель подойдёт на роль адресата. Это должен быть тонко чувствующий человек, понимающий душевные метания поэта. Существуют ли такие идеалы? Представить трудно. Совсем другое дело ‒ мёртвый: даже не зная человека, можно легко представить его именно тем адресатом, который нужен автору, и «общаться» с ним соответствующе. Он не ответит (не дай Бог!), не прервёт, внимательно выслушает и поймёт всю скорбь, вложенную поэтом в своё творение.

Элегия, которая обыкновенно считается не самым значимым и заметным жанром, упала на добрую почву широкой и глубоко чувствующей русской души, и почти на два столетия закрепилась в русской литературе. За это время отечественные поэты, начиная с Сумарокова и заканчивая Бальмонтом и Брюсовым, успели примерить на себя все её типы и разновидности и создать свой, уникальный вариант. В целом, русская элегия отразила отчаяние, тоску и скорби русских поэтов (в ней, в частности, нашла своё место свойственная им жажда рефлексии). ■

Наталья Дровалёва

Элегия - это лирический жанр поэзии. Сначала он определялся по форме стиха, потом доминирующим свойством стало определенное настроение и содержание стихотворения. Сейчас элегией называют произведение с грустными и задумчивыми мотивами.

Что такое элегия в литературе

Изначально термин «элегия» обозначал специфическую форму стиха. В такой форме создавались произведения разнообразной тематики. Архилох написал обличительные, но в то же время печальные произведения, Солон - элегии с философским содержанием, Каллин и Тиртей - элегии про войну, Мимнерм анализировал с помощью элегии политические темы.

В древних римлян этот термин приобретает несколько отличающееся толкование. Элегия у них имеет свободную форму, поэтому приобретает определенное содержание - растет количество произведений о любви. Знаменитыми римлянами в этом жанре были Катулл, Тибулл, Овидий.

В подражании античным примерам, были созданы элегии в эпоху Возрождения и в средние века. Но все это время элегия как жанр оставалась второстепенной. Но положение меняется с середины XVIII века.

В 1751 году англичанин Томас Грей пишет элегию, которая стала образцом для авторов разных стран. У нас ее перевод сделал В.А. Жуковский (элегия 1802 года, «Сельское кладбище»). Элегия Грея стала своеобразным моментом, с которого начал развиваться сентиментализм. Тут поэзия не имеет доминирования разума и четких законов, уступив место внутренним переживаниям. В это время элегия - это стихотворение, которое пронизано задумчивостью и грустью. Для таких произведений характерны такие мотивы: одиночество, разочарование, интимность переживаний, несчастливая любовь.

Во второй половине XIX века элегия как жанр утратил былую популярность и встречается только как название циклов и отдельных стихотворений.

Элегия в музыке

Также жанр «элегия» использован в музыке. Значит он элегическое стихотворение, воплощенное в музыку (например, романс). В том числе, по такому образцу созданы исключительно инструментальные произведения (произведения Листа, Чайковского, Рахманинова).

Теперь Вы знаете, что такое элегия!

---